Хранитель Болотной площади

Столичный профессор и садовод Виктор Розанов не ходит на митинги, не скандирует лозунги, не поднимает шума. Но при этом вот уже 40 лет успешно борется с бюрократической системой за свои гражданские права.
Профессор Розанов живет в самом сердце Москвы - на Болотном острове. От его дома два шага до Болотной площади, где 10 декабря бурлил митинг протеста. И столько же до Кремля.

Слушая рассуждения о просыпающемся самосознании россиян и митинговом энтузиазме, профессор пожимает плечами и живет так, как и жил раньше. Виктор Розанов, единственный владелец частного дома на Болотном острове, в демонстрациях не участвует. И не потому, что инертен, - наоборот, на митинги просто времени не хватает. Большую часть своей жизни 73-летний москвич борется с государственной системой. Причем не вообще, не в целом, а конкретно за себя. Дом ученого на Софийской набережной, в 400 метрах от Кремля, пытаются сравнять с землей уже несколько поколений властей. Но из всех схваток опытный москвич пока выходил победителем. И, похоже, будет и дальше выходить - нрав у него такой.
Софийская набережная. Отсюда открывается замечательный вид на Кремль. Еще 20-30 лет назад в районе были десятки жилых домов. Сейчас остров от обывателей практически зачистили, осталось только два жилых дома, остальные - пафосные офисные здания. Если немного пройти по набережной и нырнуть в неприметную арку, сразу попадаешь в советское прошлое. Обшарпанные коробки бывших институтов, железные гаражи и полуразрушенные хозяйственные склады. Среди всего этого совкового разнообразия не сразу замечаешь небольшой кирпичный домик. Сквозь металлическую ограду просматривается деревянный столик со скамейкой и навес со старым катером. Здесь и живет Розанов.
На звонок в доме раздается заливистый лай.
«Не бойтесь, ризеншнауцеры очень умные собаки, - встречает нас профессор Розанов. - Своих не трогают. Это моя охрана. Пришлось завести, когда начали угрожать, чтобы убирались добровольно».
То ли благодаря физкультминуткам, а может, за счет активной жизненной позиции Розанов в свои 73 года выглядит моложе. Подтянут, бодр и свеж - идеальный образ западного пенсионера. Практически все дни Виктора Анатольевича расписаны по минутам. По будням - лекции в Академии труда и социальных отношений. Там он преподает студентам дисциплины, связанные с информационными технологиями управления. В свободное время председательствует в подмосковном дачном кооперативе. По выходным приезжают гости. Кроме того, жизнь в частном доме, хотя бы и по соседству с Кремлем, при всех своих прелестях накладывает определенные обязательства. Зимой нужно самостоятельно чистить дорожки, сбрасывать снег с крыши. Плюс к этому к московскому старожилу косяком тянутся ходоки во всех концов Москвы - перенимать опыт борьбы с чиновниками. Одним Розанов советует, как правильно написать жалобу в какую-нибудь инстанцию, другим рассказывает, где получить нужную справку. А третьи просят совета: стоит ли судиться по поводу возвращения дореволюционной семейной собственности в Москве?
«Как-никак у меня почти 40-летний стаж борьбы, - улыбается Розанов. - Вот люди и идут за советом. Причем все хотят быстрых рецептов. А я сразу говорю: хотите добиться справедливости - готовьтесь посвятить этому долгие годы».
Он и посвятил, отстаивая свой дом в самом сердце Москвы.
Мебель в трехкомнатном доме будто сошла с экранов, где крутили старые фильмы об ученых. В просторной гостиной - «дореволюционный» камин, фортепиано, стенка, набитая книгами. И сам хозяин под стать окружению. Как и положено ученому, гостей встречает в домашнем пиджаке, бывшем в моде много лет назад. По галантному обхождению и обаятельной улыбке чувствуется, что в прошлом профессор - большой сердцеед.
Возле дивана замечаем двухпудовую гирю.
«Зарядку делаю, чтобы всегда оставаться в форме, - проследив за нашим взглядом, расправляет плечи хозяин. - Раньше по два раза каждой рукой выжимал. А сейчас только по разу получается. В основном на турнике во дворе занимаюсь. Делаю подъем переворотом. Для спины очень полезная штука».
Кирпичный дом возле Кремля - семейное гнездо Розановых. Обустраивал его еще отец профессора.
«В конце XIX века здесь жил управляющий купцов Матвеевых - поставщиков двора его императорского величества, - проводит исторический экскурс наш собеседник. - После революции здание в упадок пришло. В годы НЭПа была введена такая практика: желающие могли восстанавливать брошенные здания и брать их в собственность. Вот отец мой в начале 20-х годов и нашел этот флигелек. К тому времени от него остались только стены и перекрытия - ни дверей, ни окон. В комнатах из-за лопнувшего трубопровода - глыбы льда. Отец был инженером. В 20-х годах специалистов не хватало, и платили им хорошо. Так что он имел возможность все тут привести в порядок. Постепенно дом стал небольшим очагом культуры. Родители устраивали тут литературные вечера. В этих стенах читал стихи Сергей Есенин - его приводил в гости брат моего отца, поэт Владимир Розанов. Поскольку мать была актрисой, к ней частенько заглядывали сослуживцы - актеры Большого театра. Но в 1941 году началась война. Ввели продуктовые карточки. Владельцам частных домов, как социально чуждым советскому строю элементам, их не давали. А у отца семья: жена и двое малолетних детей. Пришлось сдать дом государству в обмен на продовольствие».
В военные годы Розановы уехали в эвакуацию в Саратов. Когда вернулись в столицу, увидели, что дом превратили в коммуналку. Бывшим хозяевам отгородили два закутка в их же гостиной - 6 и 18 метров.
«Нас тут четыре семьи обитали, - рассказывает Виктор Анатольевич. - Все как у Высоцкого в песне: «Все жили ровно, скромно так… система коридорная». В 60-х годах жителям коммуналок начали давать квартиры. Я к тому времени уже вырос. И моей задачей было не допустить подселения новых соседей. Без всяких взяток нашел юридические основания, чтобы занять освободившиеся площади. Но в 70-х москвичей начали массово переселять из центра. На Большой Полянке был создан целый штаб по выселению. И мне пришла повестка: с вещами на выход в «Коньково-Горбуньково». После того как выбросил пятую бумажку - вызвали в прокуратуру. Там барышня сидит: «Что ж вы, молодой человек, нарушаете советские законы?» А я, как было принято тогда, отвечаю: «Это не я, а отдельные представители власти нарушают законы. В данном случае я - потерпевший. Как сказано в советской Конституции, условия граждан не должны ухудшаться. А меня из отдельной квартиры с 3,5-метровыми потолками отправляют в «трешку» с подселением. Кроме того, по документам ЮНЕСКО, в параметры качества жилищных условий входит удаленность от работы. Я сейчас живу в пяти минутах ходьбы от своей работы. Но главное-то другое. Нарушено постановление №91 ЦК КПСС и Совмина СССР о недопустимости сноса по ветхости домов с износом менее 75%! А у меня в техпаспорте значится износ 48%». Она мне: «Откуда вы знаете про постановление? Оно же закрытое». А я в то время работал на оборонном предприятии и имел форму допуска №1, которая позволяла запрашивать практически любые бумаги. Смотрю, у дамы лицо вытянулось. С ЦК КПСС не шутят. Можно и с работы полететь. Времена тогда такие были. Через несколько дней получил письмо о том, что снос отменяется. Это была первая победа.
На то, чтобы оформить в собственность дом и землю, у Розанова ушло более 15 лет. Несмотря на Земельный кодекс, гарантировавший безвозмездную передачу участков домовладельцам, в Москве действовал негласный мораторий на эту процедуру. А уж внутри Садового кольца да на Золотом острове получить что-то казалось фантастикой.
«Ответственные лица, когда до них доходило, что я требую передать в частные руки участок на Софийской набережной, почти напротив Кремля, округляли глаза и с придыханием возмущались: да вы что - это же валютные территории! - усмехается профессор. - Узнав, что я тут единственный домовладелец, тут же придумывали очередной повод для выселения. Газ отрезали. Документы подделывали. Однажды мэрия попыталась расширить свой гараж за счет моего дома».
Помог федеральный закон о «дачной амнистии», который не требовал, как раньше, разрешения на приватизацию от муниципальных властей. Как только нормативный акт заработал, Розанов стал едва ли не первым домовладельцем в Центральном округе Москвы. Правда, в деле точка пока не поставлена. В Страсбургском суде ждет очереди на рассмотрение его жалоба на неправомерные действия чиновников и нарушения права гражданина на защиту судом, поданная еще во времена «земельных» хождений. В качестве моральной и материальной компенсации истец первоначально требовал от российского государства 3,5 млн долларов. Но после того, как все-таки получил свидетельство о праве собственности на землю, оставил сумму на усмотрение европейских судей.
«Хотя когда первоначально обосновывал сумму морального ущерба, все доказывал документально, - объясняет Виктор Анатольевич. - Например, включил сюда тариф на юруслуги. Я несколько лет судился с префектурой ЦАО. И только первый суд начинал с адвокатом, дальше штудировал законы и действовал сам. Иначе жевать бы нечего было. У хорошего адвоката судебный день стоит 500 долларов. Подать жалобу в Страсбург - тоже целая история. Попробовал сначала через правозащитников действовать - запросили 15 тыс. долларов. Сказали, что корпоративная этика меньше брать не позволяет. Сам все тонкости постигал. Плюс еще упущенная выгода. Несколько десятков лет назад, когда работал на производстве, имел возможность надстроить второй этаж и мансарду. Сдавал бы под офис. Посчитайте: сколько я мог заработать за это время? Мне тогда разрешения не выдали на строительство, мотивируя отсутствием прав на землю. А сегодня реконструкция мне уже не по карману. Вот если только в Страсбурге выиграю дело… И я почти на 90% уверен в положительном исходе».
«По вашим ощущениям, когда труднее было бороться с системой - при советской власти или сейчас?» - любопытствуем мы.
«Мое четкое убеждение, что бюрократическая система работает по присущим ей правилам, - не задумываясь отвечает домовладелец. - Что в 20-е годы прошлого века, что сейчас, что у нас, что на Западе - везде одинаково. Единственное, чего боится бюрократ, - это не закона, а гнева вышестоящего начальства, который погонит его с хлебного места. Хотя в 90-е годы было, наверное, страшнее. Тогда жизнь ни копейки не стоила. За бутылку водки убивали. Мне угрожали заживо закопать вместе с семьей в подвале. Вот тогда и собак завел, и спал в обнимку с ружьем. При Лужкове телефонное право жестким было. Хоть о стенку бейся - ответ один: «А что мне закон? Нет, и все». А сейчас все же полегче в Москве стало. Хотя в судах реально выигрываются дела «о помидорах». А с богатыми мира сего и с власть имущими сражаться практически невозможно. Но иногда получается».
Слушая длинный рассказ Розанова, невольно заражаешься позитивом. И по-нимаешь, почему он еще не продал за бешеные миллионы свой дом и не сорит деньгами где-нибудь на Канарах. На-верное, для него это не просто «валютный» клочок земли, а, как бы это банально ни звучало, история семьи, история жизни, которую он готов отстаивать до конца. И дело не в президентах. Не в министрах. Власть меняется, а домик Розанова остается.
Пока беседуем, несколько раз звонит телефон. Судя по энергичным репликам, которые профессор бросает в трубку, речь идет об очередной несправедливости. На этот раз - в ближайшем Подмосковье. Дачники заплатили налог на землю. Банк, куда поступила сумма, обанкротился. Налоговая инспекция теперь требует от садоводов оплатить квитанции во второй раз. Многие, хоть и понимают, что это незаконно, согласны «откупиться», лишь бы не приставали. Тем более что сумма сравнительно небольшая.
«Люди в большинстве инертны, - констатирует Виктор Анатольевич.- Борьба отнимает много сил и энергии. Не все к этому готовы».
«Но сейчас вроде бы начинают просыпаться… Вон на митинг на Болотной сколько народу пришло. Вы участвовали?»
«Да что могут сделать митинги? Надо действовать эффективными способами. Собирать информацию. Изучать законы, искать документы. А плакаты против чиновничества неэффективны. У меня времени на демонстрации не хватает. Сейчас готовлюсь к очередному судебному витку. Думаете, моя борьба за дом окончена? Все только начинается. Опасность грядет с другой стороны. Задерут налоги на землю. Уже сейчас говорят о том, что их нужно рассчитывать исходя из рыночной стоимости собственности. И многие лишатся своих участков, так как станут неплатежеспособны. До 2006 года льготники вообще не платили земельный налог. А потом льготу видоизменили: освобожденной от налога оставили сумму всего в 10 тыс. рублей. Где-то в тьмутаракани, где участки копеечные, это, может, и заметно. Но в крупных городах, как только введут новую систему податей, это ударит по карману самого незащищенного класса. Поэтому собираюсь в Конституционном суде доказать, что Налоговый кодекс фактически отменил право на льготу для очень большого числа лиц. Тогда как в соответствии со статьей 55-й Конституции в стране не должны издаваться законы, которые отменяют или умаляют права граждан. А митинги пусть идут без меня», - говорит он и закрывает за нами калитку.
В ближайшей перспективе, кроме неоконченных судебных разбирательств, у профессора очередной проект. Он планирует написать о злоключениях своего дома мемуары. Вдруг внуки прочтут, проникнутся и подхватят эстафету? И биография флигеля, построенного в позапрошлом веке, пополнится новыми страницами. Главный розановский рецепт - постараться сделать мир хотя бы вокруг себя лучше. И у него получается. Так, глядишь, и в государстве что-то изменится.
Одно только не дает покоя. Профессор хоть и бодр, но немолод. Пройдет год, два, десять, а, если Бог даст, то и больше, но рано или поздно дом достанется детям и внукам. И станут ли они так же бороться за него? Сохранят ли? Или продадут? Соблазн будет велик. Квадратный метр в его доме стоит около $7 тыс. А сотку земли на Софийской набережной риелторы оценивают от $200 тыс. до $1 млн. У профессора их три. На круг получается около $3-4 млн. Недвижимость в Москве стоит дорого. А принципы?
Евгения Данилова
Profile.ru